В это утро моя бабка затеяла баню. – Вот мы сейчас из тебя всю твою дурь и хворь веничком выгоним, – приговаривала она, мягко охаживая меня березовыми прутьями. Расчесывая волосы в крохотном полутемном предбаннике, я взглянула на себя в зеркальце, висевшее на стене. Оно все было потное от пара и мне пришлось протереть его тряпицей.
«Надо же, какое холодное – как лед», – подумала я и отвела от стекла руку.
Но то, что я увидела в зеркале, заставило меня саму превратиться в ледяное изваяние.

Из зеркала в упор на меня смотрела старая женщина с седыми распущенными волосами. Ее рот ощерился в беззвучной улыбке, а зеленые глаза с длинными узкими зрачками излучали ненависть и угрозу.
Внезапно язычки пламени охватили все зеркало и старухино лицо, строящее мне страшные немые гримасы, стало плавиться и таять, меняя форму как воск. Изображение, уменьшаясь, поплыло в глубь…
И вот передо мной уже женская фигура в белой рубахе. Она, вся, извиваясь и прогибая спину дугой, мечется в кровати и… о, Господи! Это уже не старуха, а Любаня с перекошенным лицом, высунутым языком и закатившимися глазами.
– Да ты что, глаз от себя оторвать не можешь? – услышала я голос бабки и почувствовала, как она меня толкнула в плечо. – А ну пойдем-ка отсюда, а то голова потом еще болеть будет.

Мы сидели за столом, и пили чай с вишневым вареньем. Я поперхнулась косточкой от громкого неожиданного стука в дверь.
– Заходи – откликнулась бабка. На пороге появились две девочки-дачницы. Бледные с испуганными глазами, перебивая друг друга и всхлипывая, они заговорили почти крича.
– Любаня ночью умерла от столбняка! Нас туда к ней не пустили, одни взрослые в их дом заходят. И Колька с утра куда-то пропал, его уже по всей деревне ищут.
– Да тихо, не галдите вы! – строгим голосом прикрикнула на них моя бабка. – Посидите-ка, лучше все вместе здесь, а я к ним пойду схожу.

– О, Господи, горе-то какое, – уже с порога еле слышно прошептала она.
Глотая слезы и чай с вареньем, мы молча ждали ее возвращения.
– Да…, нельзя вам на такое смотреть, – вернувшись, сказала бабушка, – а вам-то прививку делали?
Я пошла в сельсовет, в город позвонить надо, а вы пойдите Коляню поищите, знать, от испуга он захоронился где-нибудь.
До этого дня я считала, что умереть могут только взрослые, а дети умирают лишь в кино и в книгах. Поэтому смерть Любани не только испугала и поразила меня больше всех предыдущих кошмаров, она заставила еще взбунтоваться что-то внутри меня.

– Вы идите к завалинке, а я пойду на другой конец деревни, сказала я девочкам, и мы разбрелись в разные стороны.
Нашей деревеньке — было уже немало лет. Дома на «старой» стороне были гораздо массивнее и стояли на значительном расстоянии друг от друга. Они выходили в огромное поле, на другом конце которого, виднелась соседняя деревенька.Новая шоссейка пересекала наш поселок поперек, но здесь тоже когда-то был большак и по старой дороге, превратившейся в тропинку, еще можно было ходить к соседям.

Мы знали, что Натан живет в самом большом крайнем доме, но никто из нас там не разу не бывал. Да и сам он, ссылаясь на здоровье своей бабушки и злую хозяйку, у которой они гостили, никогда нас к себе не приглашал. Их дом был огромным и старым. Его правая сторона, выходившая в поле, служила как бы началом высокого забора, окружавшего весь дом и двор за ним. Перед фасадом был разбит небольшой палисадник, увитый плющом, что для нашей деревни было большой редкостью. Такой же редкостью были и тяжелые гардины на окнах, выходивших на улицу. Я остановилась на крыльце перед двойной дверью, размышляя, почему мои ноги сами собой принесли меня сюда.

Неожиданно дверь распахнулась и передо мной появилась толстая пожилая дама с черными, как смоль волосами. Ее лицо украшала редкая бородка и небольшие усики. Это была копия лица Натана, но копия, изуродованная какой-то больной фантазией природы.
– Что вам надо, голубушка? – спросила она низким басом, равнодушно посмотрев на меня.
Но затем ее желтые глаза вспыхнули и засветились нескрываемым любопытством.
– О-о-о, – прогудела дама, – а ну-ка покажите ваши ручки.
Я хотела попятиться от нее, но вдруг поняла, что не могу даже пошевелиться. Ее взгляд буквально приковал меня к крыльцу. Она же внимательно и спокойно изучала мои ладони.
– Вот ты какая, – почти прошептала усатая тетя, освобождая мои руки из плена своих больших холодных ладоней.
– Так зачем же вы сюда пожаловали? – снова спросила она.
– Мне нужен Натан, – овладевая собой, ответила я.
– Натан приболел, и сегодня будет лежать весь день в постели. Сон – лучшее лекарство для детей, – ехидно изрекла она.
Передайте ему, что Любаня умерла сегодня ночью,–  сказала я, плача.
Дама холодно посмотрела на меня.
– Я же сказала: он болен. И лучше его не беспокоить, – прогудела она и захлопнула передо мной дверь.
С разбитым сердцем, держась одной рукой за массивный поручень, другой, размазывая слезы по лицу, я медленно спустилась с крыльца. На какое-то мгновение, мне вдруг показалось, что в доме тоже кто-то плачет.

Я возвратилась к завалинке. На бревнах в одиночестве сидела старая Настасья.
– Беда-то какая, – прошептала она, отодвигаясь и уступая мне местечко поудобнее.
– Да ты вот сюда голубонька присаживайся, отдохни маленько. Тут твоя ребятня крутилась, Коляню спрашивали, может, скоро опять вернутся.
– Бабушка, а ты сегодня в Любин дом ходила? – спросила я.
– Да, милая. Там уже вся деревня побывала, – ответила она.
– А почему нас к ней не пускают?
– Да нельзя вам, малым, на такую смерть смотреть. Уж больно столбняк убивает страшно, – перекрестилась Анастасия.
Картина из вспотевшего зеркала вновь пронеслась в моей голове.
Я видела, я знаю, как она умерла.
Ей всю спину назад выгнуло, язык стал таким, что во рту не умещался, глаза выкатились, а все лицо скособочилось, да? – зарыдала я.
– Ой, милок, да ты все-таки туда проскользнула. Не надо было бы, – запричитала старушонка.
– Да не ходила я туда. Я… Я все это… во сне видела, – выпалила я.
– Страшные тебе сняться сны, однако, девонька, – протянула Настасья, –  а может, тебе еще что-нибудь привиделось? – насторожилась она.
– Да, видела. Видела, как кладбищенский сторож и ненормальная старуха ночью в старой церкви венчались.
– Господи, спаси и сохрани. А про них-то ты, где могла слышать! — Аж подскочила на бревнах старушка, – ведь они и вправду полюбовниками были.
Он из-за нее еще молодым жену-красавицу бросил, сторожем при кладбище устроился и в сторожку при погосте перебрался. Да только она всю жизнь его промаяла, а замуж за него так и не пошла.
А когда его повешенным нашли, женщина эта и вовсе из ума вышла. На люди совсем перестала показываться, а по ночам, поговаривали, шастала иногда по болоту.
Может травы, какие приворотные собирала от людских глаз подальше, а может что и еще, ведь род-то ее из этих, прикарпатских знахарей шел. И что-то здесь все-таки не так, голуба моя, – вздохнула Настасья.
– Не первый раз за мой век в нашем местечке от столбняка умирают, да вот только смерть все время на полнолуние приходит. На-ка вот, возьми, – протянула она мне небольшой деревянный крестик на тесемке, – он из омелы. Для кого старая деревяшка, а кого, может, и от греха спасет. Эти крестики еще тот самый священник из монастыря вместе с колоколом привез. И многие мадьяры, которые в нашу веру перешли, их носить стали.

Я взяла крестик и пошла домой, но мои ноги, не подчиняясь моему рассудку, понесли меня на старый конец деревни.
Еще издали на старом большаке я увидела неуклюжую фигуру усатой дамы и Натана. Они шли через поле в соседнюю деревню. Я хотела незаметно последовать за ними, но ноги опять не послушались меня и упрямо остановились на знакомом крыльце.
Я оглянулась по сторонам, на улице не было ни души. Окна в доме были закрыты и плотно зашторены, за большой дверью царила тишина. Дверь беззвучно отворилась от моего легкого прикосновения.

Я шагнула внутрь и попала в длинные узкие сквозные сени. Они освещались скудным дневным светом, проникавшим из маленького оконца, вырубленного высоко в стене. Слева, в начале и конце сеней, были еще две двери, ведущие в дом. Я потянула на себя ручку первой из них — она оказалась незапертой.
– Есть кто дома? – на всякий случай спросила я и перешагнула порог. Мне никто не ответил, и мой голос растворился в прохладной тишине большой комнаты, наполненной запахом плюща. Дверь на пружине, чуть скрипнув, сама затворилась за мной.
Постепенно мои глаза привыкли к полумраку, и я осмотрелась.
Комната отличалась от деревенских своими размерами и обстановкой.
Шкаф и какое-то подобие буфета доставали почти до потолка, а за большим круглым столом, стоящим посередине комнаты, могла бы расположиться вся наша ватага. Я подошла к столу и с интересом стала рассматривать странные предметы на нем.
На черной бархатной подушечке лежал, чуть мерцая, стеклянный шар размером с яблоко. Рядом стояли небольшое круглое зеркало на подставке и массивный подсвечник с семью свечами, а на самом краю стола прямо передо мной лежала большая толстая книга в кованом переплете.
Я протянула руку, чтобы раскрыть книгу, но в тот момент, когда мои пальцы коснулись ее, внутри стеклянного шара вдруг вспыхнула маленькая золотистая точка. Она стала быстро увеличиваться, наполняя шар серебристым светом.
И вот это уже не шар, а маленькая луна, каждый лучик которой был направлен прямо на меня. Я почувствовала, как таинственное свечение растворяет меня, проникая через мои глаза в мой мозг и сердце.
В ушах у меня что-то щелкнуло и очень тонко и противно зазвенело. Неожиданно какая-то неведомая сила оторвала меня от стола и понесла прямо в светящийся шар.
Сначала я ощутила резкий запах краски, затем чей-то властный и спокойный голос тихо предупредил меня: «Только не разжимай рук и не поддавайся страху». Наконец, почувствовав снова свое тело, я открыла глаза и…Я сидела на краю церковного окна со стороны улицы, мои руки крепко сжимали холодные металлические прутья, а там внизу, за решеткой, недалеко от окна, на котором я сидела, стоял продолговатый стол с множеством горящих свечей. На одном его краю золотом блестел большущий таз, на другом – небольшое изваяние голого божка из такого же металла. По залу как тени передвигались люди в длинных темных балахонах с опущенными капюшонами. Две фигуры, согнувшись, что-то делали в самом центре зала.
– У нас все готово, – прозвучал мужской голос.
–- Фигуры разогнулись и пошли к столу. Там, где они только что копались, в полу чернела дыра, а рядом лежали несколько сдвинутых плит.
Я пригляделась повнимательнее и вдруг поняла, что церквушка – ее пол, стены и алтарь выглядят иначе. Каменные плиты на полу были совсем новыми, стены – свежевыбеленными, а ворот перед возвышением не было вовсе. Я провела рукой по кладке стены и не нащупала ни одной щербинки.
– У нас тоже все готово, – прозвучал уже женский голос.
– Еще две фигуры с большими ведрами приблизились к столу и наполнили водой блестящий таз.
– Она уже здесь, приготовьтесь, – скомандовал громкий низкий голос.
Люди в капюшонах замерли у стола, а самый высокий из них, стоящий около таза, повернулся к церковным дверям.

В эту минуту из темноты появилась женщина в белой до пола рубахе с распущенными волосами, в руках у нее был сверток. Она подошла к столу, упала на колени и передала свою ношу гиганту.
Неожиданно детский плач эхом разнесся по залу. Гигант вынул из тряпиц крошечного мальчика, развернулся к столу и … опустил его в огромный таз.
– Сегодня твой двадцать девятый день.
Хозяйка ночи крепко спит, и миром правят только ты и тьма! Прими же нашу жертву! – прогудел он, протягивая руки к золотой фигурке на том конце стола. Все остальные упали на колени, и что-то зашептали вразнобой. Через несколько минут вода в тазу перестала плескаться.
Высокий человек вынул тело мальчика из таза и отдал его женщине в рубахе. Она встала с колен и пошла к темнеющей яме, все остальные последовали за ней. Когда они снова вернулись к столу, ямы уже не было, и весь пол аккуратно покрывали каменные плиты. Женщина с распущенными волосами вновь опустилась у стола на колени.
– Окропите ее, – скомандовал Высокий.
В его руке сверкнул длинный тонкий жезл, он подошел к женщине и направил его прямо ей в грудь. Одна из фигур отделилась от стола и, зачерпнув пригоршней воду из таза, брызнул женщине в лицо.
– Теперь ты тоже навеки с нами, – произнес бас из-под капюшона.
В этот момент что-то темное метнулось на золотого божка, и он с грохотом упал на пол, а на столе, вместо него, выгнув спину дугой, появилась черная кошка.Ее большие глаза светились как две маленькие луны.
– Проклятие, – прошипел верзила и замахнулся на кошку жезлом, но та молнией пронеслась над купелью и женщиной и исчезла в темноте.
– Ну что ж, ты выследила нас, хозяйка ночи, но разбить наши чары будет не так-то просто, – произнес гигант, медленно отчеканивая каждое слово, – Много лет помыкается этот народец, пока ты распутаешь мой клубок!
Тряхнув, головой, он откинул капюшон и посмотрел прямо на меня.
Я ахнула, оттолкнулась от решетки и… очутилась снова в комнате.
Рядом со мной стоял Коля и тряс меня за плечо.
– Ты что как заколдованная стоишь и не отвечаешь! Совсем что ли обалдела в этом чертовом доме. Пойдем во двор, я тебе кое-что сейчас покажу,  – взволнованно шептал он.