Даже во сне я все еще бежала по тропинке оврага, спасаясь от невидимого кошмара. К счастью, настойчивый стук внизу вырвал меня из моих сновидений.
Я открыла глаза – уже рассвело. Рядом со мной на сене тихо посапывали девочки и Любаня.
Из глубины чердака что-то невнятно во сне ворчал Колька. Кто-то вышел в сени, открыл дверь и провел раннего гостя в дом. Ещё несколько минут я лежала, прислушиваясь, но сон снова сковал мои веки, и я провалилась в темноту.

– Ну и разоспались наши девицы, – кричал Коляня над моей головой. – Любка, вставай, уже коров на полдень пригнали.
Но когда мы все проснулись, он присел к нам и зашептал.
– Наши на работу сегодня не пошли. Отец вместе с другими мужиками ходил к погосту за сумасшедшей бабкой – ее там мертвую нашли с разорванным горлом. Говорят, в овраге появилась бешеная собака. Из города вызвали машину для бабки, привезут и людей для отстрела собак: всех, какие не дома на привязи, перестреляют.
– А наш Боярка дома? – спросила Любаня.
Нет пока, мы же всегда его на ночь отпускаем. Да он ещё сто раз вернется, пока эти собачники приедут. Не бойся! … А вот что с фонарем и лампой делать? Батя нас прибьет, если узнает, куда мы по ночам шастаем.
Может, пока днем все будут суетиться, сбегаем к церкви?
– Мы никуда больше не пойдем! – почти вместе воскликнули девочки.
– И не надо, – раздался голос Натана. Он поднимался к нам на чердак.
– Мы и без вас все сделаем. После обеда встретимся у бревен, а сейчас отправляйтесь все по домам.

– Никогда бы не поверила, что у нас такое может случиться, да вот на тебе, – причитала моя бабушка, накрывая на стол.
– Я сейчас пойду с покойной проститься. Хоть она и с причудами была, упокой господь ее душу, а тоже человек. Сколько лет жила одна-одинешенька. Ее даже хоронить-то не кому! Из города скоро машина придет, в морг ее заберут. А ты сиди дома и носа из избы не высовывай.

Как только моя бабуля скрылась за калиткой, я прямиком направилась к завалинке. Натан, Любаня и Коля молча сидели на бревнах.
– Ну что, пошли? – спросил Натан.
– Пошли, – негромко за всех ответил Коля.
День был душным и жарким. Деревня жила своей обычной монотонной жизнью. Овраг был тоже таким же, как всегда. Речка – «Гнилушка» пахла болотом и еле двигалась. Если бы не разговоры и паника взрослых, наши ночные похождения можно было бы принять за страшный сон. Но вот мы вышли к тому месту, где ночью услышали крик.

«Это был не сон», — кто-то негромко прошептал мне на ухо.
Я, Любаня и ее брат остановились. По их лицам я поняла, что им тоже страшно. Натан замедлил шаг и, видя, что мы не идем за ним, остановился.
– Ночные кошмары снятся только в полнолуние, – усмехнулся он. – А сейчас светит солнышко, да и бешеные собаки днем не кусаются, — добавил он чуть мягче, – и их существование надо еще доказать. А вот доказать, что мы здесь были, будет очень легко, если не найдем фонаря и лампы.
Я набралась смелости и взглянула Натану в глаза. Это были самые обыкновенные глаза самого обыкновенного, но красивого мальчика.

Немного успокоившись, мы пошли дальше. Но, подойдя к окну, через которое можно было проникнуть в церквушку, мы снова остановились.
–  Я не полезу, – потупившись, сказал Коля.
–  И я тоже, – тихо добавила Любаня
– И тебе тоже страшно? – спросил меня Натан.
– Не знаю, – соврала я, пряча за спину от страха трясущиеся руки.
Ладно, стойте здесь, – хмыкнул он и, быстро вскарабкавшись вверх, исчез за решеткой.

Мы отошли от окна в тень березки и стали ждать. На горизонте за нашей деревней темнела огромная фиолетовая туча.
–  Наверное, будет гроза, –  заметил Коля.
– Эй, – окликнул нас негромко голос Натана – возьмите лампу, а то разобьется.
Чтобы хоть как-то рассеять страх, я подбежала к церковному окну, забралась на решетку и взяла протянутую мне Натаном лампу.
Где-то очень далеко прозвучал раскат грома, и вдруг… Там за окном, мне послышался жалобный детский плач.
– Ну что ж ты медлишь, – раздраженно заметил Натан, – скоро гроза начнется, надо скорее возвращаться в деревню.

Он спрыгнул с окна и быстрыми шагами направился к оврагу. Мы, огибая могильные бугорки с кустами, еле поспевали за ним.
Широкая тропинка уже белела между деревьев, когда я споткнулась на сломанный молодой куст. Весь он, и трава под ним, были забрызганы кровью, а рядом валялись разбросанные засохшие кувшинки.

Неожиданно, где-то глубоко под землей зазвонил колокол. Его звук был едва слышен, но я почувствовала, как перезвон заполняет меня новой неведомой силой. Она просто переполняла меня!
Пожухлые цветы вдруг ожили и, распрямляя свои лепестки, закружили в хороводе у моих ног. Они кружили все быстрей и быстрей, превращаясь в огромный светящийся желтый шар.  И вот уже этот шар –  луна, зависшая над оврагом, по тропинке которого с кувшинками в  руках поднимается старая женщина с седыми распущенными волосами.
Завороженная лунным светом она бредет, ничего не видя вокруг. Она даже не замечает, как огромная черная тень отделяется от березы и бросается на нее.
–  Открой сейчас же глаза, — слышу я голос Натана. Он трясет меня за плечи, и я прихожу в себя.
–  Скоро будет дождь, он смоет весь этот кошмар, да и наши следы тоже.

Домой я успела вернуться раньше моей бабушки, но находиться одной в избе мне было страшно. В каждом темном углу и за каждой занавеской могла таиться зловещая черная тень.
Раскаты грома становились все сильнее, поэтому звук приближающихся выстрелов, доносившихся с улицы, мой слух различил не сразу.

– Придурки окаянные! – услышала я с порога бабушкин голос.
–  Всех собак сейчас перестреляют.
Им в овраге пошукать бы да на погосте, а они прямо в деревне бойню устроили.
Боярку вон вашего подстрелили, весь в крови, бедолага, к своему дому помчался.
– Эта новость стала последней каплей, переполнившей мою душу. Я бросилась на кровать и расплакалась.
– Ой! Да ни как я, старая, перепугала тебя, голуба моя, спохватилась бабуля.
Она присела на край кровати и стала ласково гладить меня по спине, пытаясь успокоить.
В это время мои руки, обнимавшие подушку, вдруг ощутили под ней что-то ещё.
–  Да ведь это лента из церкви, – вспомнила я и незаметно подальше запихнула ее под матрац.
Ласковый старческий голос и барабанивший по крыше дождь понемногу развеяли мои страхи. И  очень скоро, кроме усталости, я уже ничего не чувствовала
–  Слава богу, хоть сегодня поливать не нужно будет, – где-то совсем далеко, расслышала я голос бабушки.

Когда я проснулась, во дворе снова светило солнышко. Свежий воздух, заполнивший комнату через открытое окно, наполнил и меня новыми силами. Пополдничав, я направилась к завалинке.
На бревнах уже сидел хмурый Коля и зареванная Любаня. Ее правая рука была перебинтована.
– Боярка сдох, – вздохнул Коляня.
– А что у тебя с рукой? – спросила я Любу.
Да мы хотели ему помочь, а он вцепился ей в руку. Теперь уколы каждый день делать надо, – ответил за нее Коля.
К нам подсела бабка Настасья.
– Чего пригорюнились, соколики? До свадьбы все заживет, обратилась она к Любе.
Тощая полосатая кошка пристроилась на ее коленях и замурлыкала. Вскоре, быстрой походкой к нам подошел Натан. Кошка на коленях бабки ощетинилась, сделала спину дугой и зашипела.
– Люба, тебя и вправду укусила собака? – спросил он взволнованно.
– Да пошла ты, – шикнул он на кошку. И та с мяуканьем юркнула под бревна.
Первый раз в голосе Натана я услышала нотки тревоги.

Все разошлись и на завалинке остались только я и старая Анастасия.
– Ну что, моя девонька, – вздохнула старушка, – тяжелый нынче день был? Даже вам, малым, досталось. Видать опять разная нечисть в наших краях зашевелилась.
– Как это так? – насторожилась я.
– Да так вот. Еще когда я, такая как ты, была, про наше местечко разное старики поговаривали.
Вон, церковь у леса…
Не добрый человек ее построил, перед Богом, видно, грехи замаливал. Да разве на грязные деньги Богу свечки ставят? Днем-то в этом храме батюшка с мирянами молился, а вот по ночам туда, иногда, разные бесовские людишки заглядывали, оскверняли святое место своими сборищами. С Карпатских гор, говорят, занес сюда их недобрый ветер – не то цыгане, не то бесы.
Но один из священников здесь очень набожный и мудрый был. Господь подсказал ему отлить новый колокол для этой церкви в старом монастыре.
По ночам, как только нечестивцы собирались на свою службу, колокол этот начинал свой перезвон. Так вот их от этой церкви-то и отвадили.
Да только племя это — здесь уже корни свои пустило. Врачевателями и знахарями они, правда, неплохими были, – любую болезнь излечить могли, да не впрок это люду шло. Тело вылечивалось, а душа, — душа вся язвами покрывалась. А колокол потом они все равно умудрились снять и спрятать. Говорят, зарыли где-то.
Но моя бабка мне говорила, что есть такие люди, которые все равно его даже из-под земли могут слышать. Главное, чтобы такой человек хоть раз того места, где этот колокол зарыт, ногой коснулся. А там колокольный перезвон всегда его о бесовской нечисти предупреждать будет.
Да только дар такой не каждому дан и не в радость он человеку.

– Ох, Господи, да не замучила ли я тебя, милая, своими присказками? – воскликнула старушка, заглядывая мне в лицо.
Я и впрямь заслушалась ее так, что не заметила, как полосатая кошка забралась ко мне на колени.

– А ты возьми ее к себе, – проворковала Настасья, – молочко-то, поди, — у вас в доме всегда есть. А кошка зверь особый. К плохому никогда не прильнет, а доброе за версту чувствует.Ночной воздух был чистым и теплым. Мы легли спать, распахнув настежь все окна. Меня разбудил легкий прыжок кошки, соскочившей с моей постели на пол. Я открыла глаза, было светло почти как днем. Через открытые окна лунный свет наполнял всю комнату. Я подошла к кровати, где спала моя бабушка. Ее сон был на удивление крепким. Даже скрип половиц под моими ногами не побеспокоил ее.
Присев на подоконник, я залюбовалась луной. Чем больше я смотрела на этот нежно серебристый шар, тем спокойнее становилось у меня на душе, а страх и тревогу растворяло радостное безмятежное чувство.

– Пожалуйста, отнеси то, что не принадлежит тебе, на свое место, – произнес тихий знакомый голос с улицы.
Я с трудом отвела глаза от луны и увидела под окном Любаню. Она стояла босиком и в одной ночной рубашке. Через повязку на ее руке выступила кровь.
– Я постараюсь тебе все объяснить, но не сейчас.
Поторопись, сделай то, о чем я тебя прошу, – почти шепотом сказала она, повернулась и пошла в сторону своего дома.
Вернувшись к своей постели, я вынула из-под матраца то, что не принадлежало мне – серебристую широкую ленту, расшитую крестами.
– Поторопись, – пронесся шепот Любани.
– А может это все сон, – подумала я и, намотав ленту на шею, выпрыгнула из окна.

Лунный свет легонько толкнул меня в спину и почти понес к оврагу.
– Конечно, это сон. Ведь, я босиком и ничего не ощущаю, – промелькнуло у меня в голове.
Но вот и речка – «Гнилушка». Я почти перелетела ее по набросанным деревцам и веткам. А вот и то место, где мы вчера любовались ночным ландшафтом.
– Пожалуйста, поторопись, – снова где-то рядом шепчет Любаня.
И я тороплюсь, я не бегу, а лечу.

И вот я уже под окном, через решетку которого можно проникнуть в церквушку.
Да, это сон, но какой все же странный. Я взбираюсь на окно и, смотав с шеи шарф, швыряю его за решетку.
– Спасибо, что не опоздала, – раздается спокойный голос с другой стороны окна.
Мгновенно семь вспыхнувших свечей освещают стоящего внизу с подсвечником Натана. На нем сверкающая одежда и митра на голове, в руке он держит ленту.
Его золотистые глаза с длинными узкими щелочками зрачков какое-то мгновение с усмешкой смотрят на меня, а затем он разворачивается и идет вглубь церкви.
А там, на возвышении среди множества горящих свечей у висящих, неведомо на чем ворот, стоят, взявшись за руки, полусгнивший кладбищенский сторож и старая женщина с распущенными волосами и огромной кровоточащей раной на шее.
Натан подходит к ним и передает сторожу ленту.
– Ну вот. Теперь к обряду венчания все готово, не хватает только свидетелей – громко произносит он и оборачивается, указывая в мою сторону.
Нет, я не хочу досматривать такие сны, – вскрикнула я и соскочила на землю, которая просто содрогалась от ударов подземного колокола.
Беги-и, беги-и, – гудел он.

Что есть духу, я помчалась домой.

Осторожно залезла в окно и юркнула в кровать. Бабка все также мирно похрапывала, кошка мурлыкала у нее в ногах.
– А может, я просто схожу с ума, – подумала я и… проснулась.
В окна заглядывало солнышко, на дворе кудахтали куры. В комнату вошла бабушка с большой кружкой молока.
– Вставай, что-то ты разоспалась сегодня. На-ка вот, парного молочка немного выпей.
Я отбросила одеяло и, свесив ноги с кровати, села, протягивая руки к кружке.
– Да ты что, чума тебя побери — закричала бабка, – босыми ногами на двор бегаешь! Это после дождя-то!
Я посмотрела вниз. Мои ноги по щиколотку и весь подол рубахи были в болотной грязи.